"Слово джентльмена" как ценообразующий фактор

Фото: Игорь Иванко / АГН «Москва»

Превышение мирового потребления нефти над ростом запасов поставило международную финансовую систему, базирующуюся на нефтедолларе, перед угрозой дефолта. На краю обвала оказалась не только сырьевая периферия (рабочие окраины), но и транзакционный центр глобальной экономики (торговый зал).

Удар по советской системе

В преддефолтной ситуации вернуть модели управляемость (прогнозируемость) легитимно можно, только сократив кредитное плечо. В логике актуальной модели сокращение кредита означает остановку долговой экспансии, новое глобальное соглашение и новую валютную корзину – пересмотр системы международных расчетов, сбережений и инвестиций (пересмотр полномочий США).

Есть второй легитимный способ вернуть модели управляемость без пересмотра властных полномочий – быстро (скачком) нарастить резервы под expected credit losses, там самым удлинив кредитное плечо. В замкнутом контуре это требует кратного (в десятки раз) роста производительности труда или сопоставимого повышения цен на нефть. Способ скорее фантастический, чем легитимный.

Есть и третий, реалистичный, но не легитимный, способ. Удлинить кредитное плечо экстенсивно, поставить на баланс новые промышленные и сырьевые активы, обеспечив дальнейший рост кредита в рамках "прописанных" в модели параметров (эмиссия долга). Обеспечить такие активы может только экспансия.

Многие эксперты считают целью обвала нефтяных цен 1986 года крах СССР. Политика разрядки, стартовавшая после кризиса 1973 года, сделала Советский Союз участником мирового рынка нефти. Приток валюты переориентировал внутренние инвестиции СССР (до 80%) на рост экспортных возможностей. Экспортировали нефть по формуле "сырье в обмен на технологии", потом "в обмен на ширпотреб", потом "на продовольствие". Формула до сих пор жива.

ЦРУ в своем докладе "СССР: проблема дефицита твердой валюты" отмечало, что снижение нефтяных цен на $1 несло Советскому Союзу убытки в размере от $0,5 до $1 млрд. Потери СССР только в 1986 году и только по нефтяной статье составили от $10 до $20 млрд. Вместе с нефтяными упали газовые цены, ущерб мультиплицировала двукратная девальвация доллара. Нефть торговалась в долларах, а оборудование СССР закупал за марки, франки и йены.

Амбиции вместо гарантий

Отказ от золотого фиксинга (условная ценность доллара) сыграл ключевую роль как в спасении западной финансовой системы, так и в крахе альтернативной (советской) модели расчетов.

Обвал 1986 года остановил поставки японского оборудования в угольный бассейн Нерюнгри. Сорвал сделку с компанией Renault по реконструкции советских автозаводов, а также с британскими John Brown PLC и Chemical Industries PLC по строительству двух химических комбинатов стоимостью в миллиард долларов. Разведочное бурение на нефть и газ в СССР сократилось почти на 30%.

Крушение Советского Союза и соцлагеря разово наполнило мировую кредитную пирамиду новыми активами. Но игра шла еще глубже. 1986 год стал точкой запуска виртуальной модели экономики. Цену нефти привязали к цене фьючерса. Лошадь и телегу поменяли местами. Беззатратный дериватив ("слово джентльмена") стал определять цену товарной нефти (срок окупаемости).

Отказ от эмиссионного тормоза (товарное содержание доллара) снял с глобального кредита все ограничения, кроме обязательств кредитора – рост амбиций (экспансия). Горизонт прогноза раздвинули, минуя сокращение нефтяных запасов. Стала возможной (присвоенное право) манипуляция долгами будущего за пределами предсказуемости.

Вновь созданный растущий рынок "бумажной нефти" мог (тогда так казалось) связать любой объем ликвидности – "рекультивировать" долларовую инфляцию в рост мирового ВВП. Сегодня, по данным Intercontinental Exchange (ICE), объем торгов "бумажной нефтью" на платформах ICE и NYMEX более чем в тысячу раз превышает объем продаж реальной (товарной) нефти.

Кредитная петля

Сутью виртуализации было не поглощение соцлагеря рынком или не только оно. Экспансии подверглось не пространство, а время. Сутью было разрешение сложившегося после 1973 года нефтяного аналога "парадокса Триффина" – дилемма между ростом кредитного плеча и ростом мировой экономики (не путать с ВВП).

1973 год связал объем мирового долга с нефтью. Повышение цен в этом году увеличило (без роста добычи) емкость нефтяного рынка в шесть раз (с $36,6 до $220 млрд). В целом мировая торговля выросла менее чем в два раза. Резервы под expected credit losses мгновенно расширили по отношению к золоту, но ограничили их запасами нефти.

"Парадокс Триффина" получил нефтяное наполнение: увеличение глобального долга, обеспечивающего экономический рост (инвестиции), требует либо постоянного роста физических запасов нефти, либо их постоянной переоценки (повышение цен).

Сложилась кредитная петля. Потенциал переоценки запасов ограничен, так как рост цен на нефть увеличивает ВВП, но тормозит ее потребление, замедляя тем самым рост реальной экономики.

Пока увеличение запасов нефти опережало рост добычи, модель сохраняла равновесие. После разового скачка цен на нефть в 1973 году (управляемый дефолт) глобальный кредит рос исключительно за счет прироста нефтяных запасов (без повышения цен). Шесть лет колебание цены на нефть не превышало $2/барр. На этот период приходится один из пиков прироста мировых запасов: Мексиканский залив, Северное море, Аляска и СССР (политика разрядки).

Начиная с 1984 года рост запасов перестал восполнять добычу, нефтяное содержание доллара (как и золотое) исчерпало себя. Выписанный в 1971 году и оформленный в 1973-м кредит (совокупный долг США) лишился материального обеспечения. Остались одни амбиции кредитора. Все гарантии кредита ограничились превосходством в силе.

Обвал 1986 года стал следствием – финальный (безальтернативный) акт пьесы, поставленной Никсоном в 1971 году (отказ от золотого фиксинга). Сюжет носил увлекательный для стороннего наблюдателя характер, но в реальности он почти досконально повторял фабулу 1973 года.

Долг США вновь девальвировали (дефолтировали), модель перезапустили на новом уровне…