Не так страшен потолок, как его малюют

Фото: ciep.mx

Введение потолка цен на российскую нефть в качестве ограничительной меры со стороны недружественных государств вызывает довольно сложную и даже скептическую реакцию у многих политиков и экспертов. Но оно может быть не самым плохим решением по сравнению с разворачиванием полномасштабного эмбарго: позволит "сохранить лицо" всем сторонам при обеспечении собственных потребностей и достаточной диверсификации рисков.

Потолок вместо эмбарго или вместе с эмбарго?

Попытки наложить ограничения на российский ТЭК в качестве политического инструмента воздействия пока не очень плодотворны в смысле нанесения реального ущерба российской экономике. Очередная попытка всерьез поколебать российский экспорт нефтегазовых ресурсов связана с возможным установлением ценового потолка для российской нефти на зарубежных рынках. Критики этой меры говорят о возможном новом витке нефтяных цен, о недостатке механизмов мониторинга и принуждения, особенно в отношении развивающихся стран. Это действительно является проблемой, если считать, что принципиальная цель инициаторов – нанести ущерб российскому бюджету или компаниям. В то же время, если основной целью является стабилизация рынка при условии ограничения некоторых финансовых потоков и если участники рынка не будут стремиться к эскалации экономического противостояния, то такой подход вполне может иметь право на жизнь.

Реалистичной политической задачей для "недружественных" государств на нефтегазовых рынках является не столько достижение того или иного результата международного конфликта, сколько собственное декларативное дистанцирование от финансирования этого конфликта, или по крайней мере публичные шаги по сокращению такого финансирования. Эмбарго или иное "количественное" ограничение – наиболее жесткий вариант развития событий, дающий сторонам не так-то много возможностей для манипулирования. Покупатель либо приобретает нефть, либо нет, хотя и в этом случае появляются пути обхода в формате смесей или сокрытия реальных адресатов.

При этом сопутствующий рост цены серьезно девальвирует усилия политиков в публичном поле: хотя эти усилия отчасти формируют дисконт к цене российской нефти, но этот дисконт гораздо менее понятен публике, чем цена на нефть, да и оценивается по-разному. Например, 10 августа Bloomberg сообщил, что дисконт Urals к Brent находится в диапазоне $20–25/барр., а Thomson Reuters по-прежнему оценивает его в $30–35/барр.

В этом контексте намеченное на конец года эмбарго ЕС на морской экспорт нефти из России порождает очевидные проблемы для импортеров, но достаточно сомнительные эффекты с точки зрения видимых финансовых потоков в пользу российских экспортеров.

Ценовой потолок может быть настроен гораздо более гибко. Взять хотя бы альтернативность самого его уровня, не говоря уже о вариативности схем обхода, которые вообще не будут требовать физических манипуляций. Установление ценового потолка в первом приближении действительно видится как крайне сложная задача с точки зрения мониторинга. Если покупатели – частные фирмы, то неясно, как достоверно отделить платеж собственно за нефть от других платежей, адресованных не обязательно продавцу нефти, а каким-либо связанным лицам под предлогом оплаты иных услуг, связанных с поставками, тем более что все эти сопутствующие услуги вполне могут стоить довольно дорого. Точнее говоря, сделать это можно, но это чревато довольно сложными расследованиями. Однако эту задачу не обязательно решать, если у импортеров появляется возможность декларативно ограничить финансовые поступления от российского экспорта за счет манипулирования ценой, по сути публично зафиксировав номинальный дисконт. Такой результат, в свою очередь, может открыть поле для ослабления количественных мер, так что потолок мог бы заместить эмбарго.

Посторонние выгодоприобретатели

У эмбарго есть еще один существенный аспект, связанный с перераспределением выгод. Количественное ограничение приводит к понятным издержкам со стороны импортеров (ЕС) и экспортеров (Россия). Однако эти издержки не в полной мере становятся потерями "мертвого груза", а отчасти переходят в выгоды третьих сторон. На рынке существует ценовой дуализм, который открывает возможности для арбитража в широком смысле слова.

Если экспортируемая из России нефть продается с дисконтом в нейтральные страны (например, в Индию), там перерабатывается, и продукты экспортируются в Европу, то значит ли это, что и нефтепродукты из российской нефти продаются с таким же дисконтом? И если нет, то в чьих руках остается разница? Не напоминает ли это так называемую "белорусскую схему", когда беспошлинные поставки российской нефти использовались для производства и продажи нефтепродуктов на европейские рынки по рыночной цене? Если экспортируемая из России нефть продается с дисконтом на развивающиеся рынки, вытесняет часть нефти ближневосточных поставщиков, а последняя отправляется в Европу и продается по повышенной цене, то, опять же, в чьих руках остается разница?

В этом контексте заинтересованность ряда импортеров во введении ценового потолка объясняется еще и нежеланием осуществлять перекрестное субсидирование китайских, индийских и иных потребителей из развивающихся экономик, а также ближневосточных государств. При отказе от эмбарго в пользу ценового потолка – то есть если покупать нефть из России станет можно и европейцам, но по $60/барр. – рынки европейских импортеров станут более конкурентными, а покупатели на азиатских рынках утратят часть своей рыночной власти, равно как и продавцы ближневосточной нефти. Российским поставщикам также следовало бы иметь в виду риски злоупотребления рыночной властью со стороны отдельных азиатских потребителей со временем в случае ужесточения эмбарго, и "окно" на европейский рынок в этом случае явно бы не помешало.

Таким образом, сегодня количественные ограничения вплоть до эмбарго из-за сдерживания физических потоков нефти сами по себе приводят к дисконту на российскую нефть, то есть устанавливают верхнюю границу ее цены, но только с массой внешних эффектов и перекрестных субсидий. Если этот дисконт будет формализован и заместит эмбарго, то ситуация для всех участников может по крайней мере не ухудшиться – в случае благоразумного подбора параметров.