Иранские ворота в Азию
Станет ли Иран новым вектором развития «Газпрома» и почему это стоит $40 млрд?
В июле прошлого года "Газпром" и иранская компания NIOC подписали меморандум о взаимопонимании на сумму $40 млрд. По словам иранского министра иностранных дел Мехди Сафари, $6,5 млрд уже оформлены в виде договора. Из обещанных средств более $10 млрд пойдут на разработку месторождений Северный Парс и Киш, $15 млрд – на освоение шести нефтяных месторождений и реализацию "другого крупного проекта". Сотрудничество также предполагает создание СПГ-завода, строительство газопроводов, поддержание пластового давления на Южном Парсе, научно-технические разработки, своповые поставки и прочие разновидности кооперации. Тем не менее планы "Газпрома" на Иран туманны, что дает аналитикам пространство для рассуждений и построения теорий.
Братья по несчастью
В 2022 году Россия и Иран оказались в схожих геополитических и экономических условиях. Из-за санкций Запада страны лишились доступа к передовому нефтегазовому оборудованию для крупнотоннажного сжижения газа, шельфовой добычи и гидроразрыва пласта. Корпорации-мейджоры, имеющие необходимые компетенции, отказываются вести деятельность в РФ и Исламской Республике и тем более осуществлять новые инвестиции. Поэтому Иран и Россия, на которые приходится 37% мировых запасов газа (см. рисунок), не имеют возможности полноценно развивать сектор upstream. Тем не менее географически Иран находится в более выигрышной позиции, чем РФ, – благодаря прямому выходу к Индийскому океану и относительной близости к Пакистану и Индии, двум быстрорастущим рынкам сбыта.
Стремление Тегерана создать собственное производство СПГ не ново, предпринимались попытки реализовать как минимум три крупных проекта, которые так и не были осуществлены: Iran LNG (10,5 млн т в год), Pars LNG (10,8 млн т) и Persian LNG (16,2 млн т). В данных проектах участвовали такие компании, как Shell, Total, Petronas. И даже "Газпром" в 2016 году проявлял интерес к иранскому СПГ. В 2018 году подающий надежды проект Iran LNG так и не был достроен из-за выхода США из ядерной сделки и возобновления санкций. Total была вынуждена покинуть проект, а немецкий производитель Linde не поставил оставшееся оборудование. Но неожиданно в марте прошлого года NIOC объявила тендер на строительство терминалов СПГ (почему терминалов, а не заводов, СМИ не уточняют). В августе (через два месяца после подписания меморандума) Иран объявил о возобновлении проекта Iran LNG, однако вопросов стало только больше.
Сжиженная перспектива
Начнем выстраивать логическую цепочку с СПГ. Южный Парс – крупнейшее в мире газовое месторождение, которое делят между собой Иран и Катар, – служил ресурсной базой для всех проектируемых заводов СПГ. Причем у "Газпрома" отсутствуют достаточные компетенции в области шельфовой добычи газа, в то время как Иран за санкционный период научился строить буровые платформы. Однако ни у "Газпрома", ни у Ирана нет технологий по крупнотоннажному сжижению газа, а обладающие ими малочисленные западные компании вряд ли согласятся сотрудничать. Ко всему прочему, необходимо закупить СПГ-танкеры, на которые в мире сейчас ажиотажный спрос – очередное "узкое место".
Из этого следует, что строительство СПГ-завода в Иране в ближайшие годы практически невозможно. В теории проблему могла бы решить покупка бывшего в употреблении оборудования со старых СПГ-заводов в Катаре, Австралии или Индонезии, однако для компаний из этих стран слишком велик риск попасть под вторичные санкции. Другим нестандартным решением, которому уделяется мало внимания, может стать приобретение плавучего СПГ-завода, бывшего в употреблении. Но тут риски для продавца не меньше.
При этом роль "Газпрома" в иранских СПГ-проектах до сих пор неочевидна, ведь российский монополист не сможет обеспечить ни добычу на шельфе, ни поставку оборудования. Скорее всего, "Газпром" выступит классическим инвестором и поможет с реализацией товара на мировом рынке, однако о роли оператора говорить не приходится.
Один пояс – много газопроводов
С трубопроводным газом ситуация обстоит иначе. "Газпром" обладает огромным опытом по разработке традиционных месторождений и строительству магистральных газопроводов. Благодаря географическому положению Ирана трубопроводный газ можно поставлять в Пакистан и Индию, где население составляет 240 и 1 428 млн человек соответственно. Потребление газа в этих странах невысокое, чуть более 100 млрд куб. м в год, однако доступ к дешевому трубопроводному газу быстро увеличит спрос, а политическое влияние союза Россия–Иран в регионе возрастет.
Более того, для "Газпрома" газопровод Иран–Пакистан–Индия является шансом построить альтернативу ТАПИ, опередив Туркменистан. Неудивительно, что еще в 2017 году "Газпром" подписал меморандум с Ираном как раз по поводу сотрудничества по данному трубопроводному проекту.
Но зачем Ирану "Газпром" в трубопроводном проекте, если весь объем работ может быть выполнен собственными силами? Возможно, сотрудничество с российской компанией позволит привлечь финансирование и наладить торговые связи с Пакистаном и Индией. Однако проблема в том, что страны третьего мира привлекают мейджоров ради новых технологий и выполнения сложных операций, а инвестиции и торговые контакты может обеспечить любая крупная компания, не обязательно нефтегазовая, что лишает "Газпром" сильной переговорной позиции.
Выходит, что меморандум 2022 года не является новшеством, а лишь обобщением старых планов Ирана и "Газпрома" в нефтегазовой отрасли. "Всему свое время" – эта фраза отлично подходит к возобновлению сотрудничества. И все же один вопрос остается открытым: что будет с сотрудничеством, если с одной из стран снимут санкции и партнерство станет невозможным? И, скорее всего, этой страной будет не Россия.