Эмбарго, потолок и прочие неприятности декабря
К каким долгосрочным последствиям для мирового рынка нефти приведут введенные Западом ограничения?
Европейским государствам удалось в начале декабря согласовать введение ценового потолка для российских поставок нефти, но эта мера может иметь более масштабные цели, нежели санкции. Сейчас мы можем наблюдать "обкатку" нового инструментария для регулирования мирового рынка. Само по себе это не является новостью, обе стороны рынка давно пытаются использовать механизмы повышения его стабильности, но важно сохранять баланс интересов. Сторона потребления сделала ход, теперь ответ – за стороной предложения.
Надо ли ограничивать конкуренцию?
Долгожданные ограничительные меры против поставок российской нефти – эмбарго на морские поставки в ЕС и ценовой потолок для всех остальных морских поставок – в начале декабря были введены в действие. В середине месяца появились и первые варианты ответных мер со стороны российских властей. Ситуацию сложно назвать благоприятной не только для России, но и для глобальных рынков в целом, но в качестве утешительного фактора можно отметить, что мы живем в интересный период попыток преобразовать их регулирование.
Историю с эмбарго и особенно ценовым потолком можно интерпретировать не только с политической точки зрения, но и с точки зрения экономически мотивированного пересмотра механизмов регулирования нефтяного рынка.
Начнем с того, что свободный рынок нефти работал не всегда хорошо – как в России, так и в мире это неоднократно болезненно ощущалось. Высокая волатильность нефтяных цен – одна из обычных проблем экономической среды нефтеэкспортеров, порождающая экономический цикл и препятствующая долгосрочным инвестпроектам и стратегическому планированию. Симметричным образом страдали и импортеры, хотя и не в такой степени.
Фундаментальная причина такой ситуации – низкая ценовая эластичность спроса и предложения, приводящая к резким шокам цен при относительно небольших колебаниях объемов поставок или потребления. Это способствует ухудшению инвестиционного климата в отрасли и сильным циклическим колебаниям экономик, зависимых от нефтяного рынка.
В сочетании с наличием небольшого числа крупных стран-производителей и государств-потребителей это благоприятствует и попыткам ограничения конкуренции. Такая формулировка сразу рождает негативные коннотации. Но не следует забывать, что за этим ограничением стоят не только попытки эксплуатации другой стороны рынка, но и инициативы по изменению механизма координации. Речь идет о переходе от рыночной координации к гибридной, то есть к регулированию рынка на основе не только ценовых сигналов, но и переговоров с элементами совместного индикативного планирования.
Фактически и МЭА, и ОПЕК, и ОПЕК+ являлись и остаются инструментами гибридного регулирования с разных сторон. Если такое регулирование снижает риски и издержки многих участников по сравнению со свободным рынком, то на антиконкурентные последствия – с точки зрения общественного благосостояния – можно и прикрыть глаза. Именно это и происходило с соглашением ОПЕК+, особенно в 2020 году, когда никто из крупных потребителей и производителей, в том числе и вне соглашения, не высказывал возражений против него.
Бремя на потребителей
В то же время любые институты имеют не только координационные, но и распределительные последствия. Соглашение ОПЕК+ хорошо работает с точки зрения координации, однако его распределительные последствия действуют в пользу производителей нефти, поэтому резонно было ожидать попыток пересмотра этой координации. И они последовали, начиная с инициатив антимонопольного преследования ОПЕК в США и заканчивая, собственно, идеей ценового потолка.
Введение количественных ограничений, в том числе и эмбарго, плохо соответствует интересам потребителей. Оно фактически усиливает действие ограничений ОПЕК+ и способствует дополнительному перераспределению выгод в пользу нефтеэкспортеров, включая отчасти и Россию, с перекладыванием бремени на потребителей. Европейцам такое не впервой: из-за политики декарбонизации потребители уже и так обложены массой поборов, они привыкли, да и уровень дохода позволяет переносить это стоически. Но развитие такой идеи в глобальном масштабе бесперспективно, потому что перекладывание издержек на небогатый развивающийся мир вряд ли нашло бы там понимание.
Весной высказывалась еще одна интересная идея – идея налога или пошлины на российскую нефть, которую могли бы выплачивать покупатели. В каком-то смысле это аналог углеродного сбора CBAM, о котором тоже не надо забывать. Тогда потребители страдали бы так же сильно, однако чистые потери несли бы и производители, а перераспределение шло бы в пользу государств Европы (которые могли бы потратить средства на "зеленую" энергетику или на поддержку уязвимых групп). В частности, с этой инициативой выступила группа экономистов с участием Рикардо Хаусманна. Их посыл состоял в том, что российское предложение нефти на европейском рынке обладает низкой эластичностью из-за ограниченных возможностей переключения на другие рынки, а вот европейский спрос более эластичен из-за наличия альтернативных поставщиков. Если это верно, то основная часть бремени переносилась бы именно на производителей. Проблема, однако, состоит в том, что рынок нефти глобален, и при переключении европейских потребителей на альтернативных поставщиков в мире не станет больше нефти – во всяком случае, быстро. Так что если альтернативные поставщики в какой-то момент уйдут на рынок Европы, то вырастут цены там, откуда они ушли, и им останется вернуться обратно либо передать этот премиальный рынок российским компаниям. С учетом этого фактора ценовую эластичность спроса на нефть из России не стоит преувеличивать – а стало быть, бремя на потребителей будет значительным и в этом случае. Тем не менее реализацию этого варианта не стоит исключать, если ценовой потолок не заработает, как планировалось.
Пол в ответ на потолок?
Наконец, ценовой потолок по умолчанию предполагает перераспределение излишков от производителей к потребителям. В связи с этим его политические преимущества очевидны, а его тиражирование приобретает определенную перспективу. Не исключено, что сейчас мы находимся в глобальной "регуляторной песочнице" для нового инструмента в гибридном механизме координации. Подстройка потребителей к шокам в этом случае будет осуществляться не только с помощью вбрасывания на рынок или пополнения запасов, но и путем манипулирования уровнем потолка, который будет приподниматься в периоды дефицита и опускаться в периоды избытка. Само по себе это, может быть, и неплохо с точки зрения регулирования рынка, лишь бы только соблюдался баланс рыночной власти продавцов и покупателей, способствующий устойчивости нефтяной отрасли и ТЭК в целом. Так что со стороны ОПЕК+ может потребоваться ответ.
В качестве ответа со стороны производителей напрашивается введение "пола" цен, тем более что эта политика в общем-то уже и проводится ОПЕК+ с помощью квот, только без публичного количественного ориентира. В итоге всем сторонам остается только периодически договариваться о приемлемом "коридоре" между полом и потолком.
Эффективность потолка еще предстоит выяснить: пока мы видим, что с начала декабря цены на Urals ушли от "потолочных" $60/барр. в район $50/барр., да и спред с Brent увеличился, но на двухнедельном горизонте рано говорить об идентификации воздействия того или другого фактора.
Производителям придется к этому адаптироваться, поскольку не приходится ожидать, что решение будет скоро отменено из-за любых ответных мер российских властей или даже властей всего ОПЕК+. Адаптироваться лучше совместно, хотя прошлый опыт взаимодействия государств ОПЕК+ показывает, что они так себе союзники, но в условиях общей угрозы способны сплотиться.
Об авторе
