Доллар против барреля

Фото: teamblind.com

Мы продолжаем публикацию цикла статей доцента Финансового университета при Правительстве России Леонида Крутакова о становлении и кризисе актуальной модели мировой экономики под общим названием "Нефтяной Рубикон".

В начале нового тысячелетия стартовал глобальный трансфер мировой ренты – услуги концентрировались в центре "свободного мира", а производство мигрировало на его периферию. Издержки роста цен на нефть покрывала периферия (низкая цена труда), а выгоду (рост кредитного плеча) извлекал центр. Как следствие, в 2000-х годах мы смогли наблюдать беспрецедентное нефтяное ценовое ралли. Вместе с повышением цен начался бурный рост рынка "бумажной нефти".

Глобальные процессы, запущенные в начале 2000-х годов, повторяли в динамике и механике процессы 70-х и 80-х годов прошлого века. Однако они имели одну очень характерную особенность, которая отличала их от предшествующих кризисов. Особенность эта называется административно-командный метод реализации стратегии.

Сдвиг по фазе

Стартовавшее в 2000 году глобальное ралли было не скачкообразным, а планомерным. "Картель потребителей нефти" и Plaza Accord обеспечили эффективную коммуникацию внутри "свободного мира". Рост цен не нес ущерба экономике стран Запада ("общий проект"), нужды в новом Nixon Shock (шоковая терапия) не было.

К 2000-м годам Запад вывел свое трудоемкое производство в Азию. Вывод не был спонтанным (производственные линии вывозили целиком, на местах высаживался обучающий персонал). Процесс был прямым следствием перехода США к supply-side economics (рейганомика) и краха СССР.

Силовой диспаритет (монополярный мир) нарастил амбиции кредитора до вседозволенности, повысив степень манипуляции будущим до безответственности. Породил иллюзию безнаказанности ("конец истории").

Крах СССР запустил глобальный трансфер – передел мировой ренты. Запад перешел на дефляционный (постиндустриальный или транзакционный) рост. В цене конечного (реализуемого на рынке) продукта стали расти сервисные затраты (маркетинг, реклама, лицензия), а трудовые – падать.

Услуги концентрировались в центре "свободного мира", а производство мигрировало на его периферию. Энергоемкость центра упала до 8–10% от ВВП, периферии, наоборот, выросла до 20–25%.

Трансфер привел к структурному сдвигу внутри "общего проекта". Издержки роста цен на нефть покрывала периферия (низкая цена труда), а выгоду (рост кредитного плеча) извлекал центр. В цене iPad сырье и материалы занимают 31%, реклама – 15%, прибыль – 30%, а оплата труда китайских рабочих – 2%.

Структурный сдвиг породил конспирологическую теорию природы нефтяного ралли – сговор США и ОПЕК (Саудовская Аравия) после атаки на ВТЦ. Подробно теория изложена в книге Раймонда Лирси "За пределами барреля".

Пузырь инвестиций

Наличие сговора США и Саудовской Аравии не принципиально. Принципиально, что рост цен действительно был беспрецедентным. Сто предшествующих лет цены на сырье ежегодно снижались на 0,7% в пересчете за весь период. Если цена вдруг росла, то всегда скачком с последующим отскоком.

Начиная с 2000 года сырьевые цены росли очень долго (с коротким перерывом до 2014 года) и поступательно (целенаправленно). Рост шел на фоне рекордно низких процентных ставок ФРС и снижения реального эффективного курса доллара. Ставки по федеральным фондам США стояли на уровне 1%, а по казначейским векселям – менее 1%.

Рынок, как и в 80-х годах, вел себя антирыночно. Темпы промышленного роста падали, стратегические и коммерческие запасы нефти росли, предложение превышало спрос, а цены все равно росли. Стратегический запас только в США за восемь лет (к моменту кризиса) вырос с 541 до 702 млн барр.

Как и перед кризисом 1986 года, работал механизм обратной связи цены нефти и "цены" доллара, но на этот раз – в обратную сторону. В 1980–1986 годах ФРС боролась с инфляцией, поднимая ставку и сдерживая цены. В 2000 году надобность борьбы с инфляцией отпала. Производственный трансфер экспортировал инфляцию на периметр финансового рынка – в сберегающие страны, которые "застряли" в индустриальном (не цифровом) формате.

В 2000-х годах ФРС ставку снизила, цены выпустили на волю (новая "большая встряска"). Вместе с ценами на нефть росло кредитное плечо, появилась возможность увеличения инвестиций в альтернативные источники энергии (на тот момент – сланцевая революция и СПГ-индустрия).

По данным Barclays, к моменту обвала цен в 2014 году объем средств, привлеченных с фондового рынка сланцевыми компаниями США, вырос в девять раз. При этом рынок высокодоходных облигаций за это время вырос только в два раза (почти пятикратный рост по отношению к темпам увеличения глобального рынка).

Симуляция роста

Вместе с повышением цен на нефть рос рынок "бумажной нефти". В 1992 году товарная нефть занимала на NYMEX пятое место по объему торговли биржевыми контрактами, в 1997 году ни один товарный контракт не входил в "мировую десятку". Две трети контрактов, котируемых на мировых биржах, были финансовыми (спекуляции).

К 2008 году объем реальных сделок не превышал 5%, в сегменте нефтяных контрактов он был ниже 2%. Рост "бумажного" рынка носил взрывной (кратный по отношению к товарному) характер. В 2000–2006 годах инвестиции в нефтяные деривативы превысили сделки с реальным товаром в 30–35 раз.

По данным МЭА, в июле 2008 года вложения в "бумажную нефть" были в четыре раза выше, чем в январе 2006 года. "Бумажную" природу роста экономики (симуляция роста) демонстрируют две цифры: с 2004 по 2007 год мировой ВВП вырос на 31,4%, а потребление нефти – всего на 3,38%.

"Бумажный взрыв" обеспечивала не только "невидимая рука" (переток капитала после ипотечного кризиса в США и dot-com bubble). Были и видимые причины.

В 1999 году США отменили закон Гласса – Стигалла, разрешив финансовым организациям совмещать коммерческий и инвестиционный банкинг (конфликт интересов). А в 2000-м сняли запрет на участие страховых и пенсионных фондов в высокорискованных биржевых операциях.

С 2003 по 2008 год инвестиции фондов в сырьевые индексы выросли в 20 раз ($13 и $260 млрд – 1900%). Вложения институциональных инвесторов в хедж-фонды только в 2007 году выросли на 300 млрд. Но самыми крупными игроками, по словам советника Комиссии по торговле товарными фьючерсами США (CFTC) Дэна Уолдмана, оставались "нефтеперерабатывающие заводы Уолл-стрит" – Goldman Sachs и Morgan Stanley.

Административную природу бума подтверждают биржевые слияния. В 2001 году Лондонская международная нефтяная биржа (IPE) и американская Intercontinental Exchange (ICE) объединили на общей электронной площадке наличный, форвардный, внебиржевой и биржевой фьючерсный, а также опционный рынки. В 2006 году к ним присоединилась New York Board of Trade (NYBOT).

Ранее NYMEX объединилась с товарной биржей Commodity Exchange (COMEX), а нью-йоркская NYSE Group Inc. объединилась с Euronext NV, создав первого в истории трансатлантического оператора – NYSE Euronext. В 2007 году New York Stock Exchange Group Inc. и Tokyo Stock Exchange Inc. создали альянс по развитию новых возможностей инвестиционного и эмитентного сервиса, управления и регулирования.

Как позже было отмечено в одном из докладов на сайте ICE, "неформальное управление рисками перешло на регулируемые биржи"…