С 2021 года мир находится в ситуации энергетического кризиса. Этот факт на данный момент полностью игнорируется руководителями стран Евросоюза. Они старательно делают вид, что кризис пришел в ЕС только в конце февраля, и при этом предлагают многочисленные меры по отказу от российских энергоресурсов. Но среди всех предложений есть только одно действенное.
Планы "спасения" от российского газа
В начале марта Международное энергетическое агентство (МЭА) подготовило перечень из 10 пунктов, которые должны помочь Евросоюзу в кратчайшие сроки отказаться от закупки российского газа. План МЭА был с радостью принят лидерами европейских стран, которые начали ретранслировать его широкой аудитории. Одновременно с этим простым европейцам старательно внушалась мысль, что Россия намеревается отключить поставки энергоресурсов, а значит, надо работать на опережение. Этой порочной логике не откажешь в определенном изяществе. Чего не скажешь о плане МЭА.
Треть плана "спасения от российского газа" занимают положения, которые являются составной частью стратегии, с переменным успехом реализуемой Евросоюзом на протяжении как минимум 13 лет. Среди них: отказ от долгосрочных контрактов, поиск альтернативных поставщиков, увеличение количества новых ветровых и солнечных электростанций.
Евросоюз в поиске альтернативных поставщиков стимулировал инвестирование в строительство СПГ-терминалов, суммарная мощность которых сегодня достигает 217 млрд куб. м. Их максимальная загрузка составляла 50% в годовом выражении. Европа для поставщиков сжиженного природного газа является менее привлекательным рынком, чем Азия.
Также в рамках поиска новых поставщиков ряд трубопроводных проектов получил исключение из-под действия Третьего энергопакета. Таковым является, к примеру, Южный газовый коридор. Собственно, это единственный новый трубопроводный проект, который позволил получать газ от нового поставщика (Азербайджана). У Евросоюза сохраняются надежды на Иран, но возможности и желание Ирана поставлять газ в ЕС даже после отмены санкций – это крайне дискуссионный вопрос. Китайский рынок для него является и более доступным географически, и, прямо скажем, более надежным.
Что касается возобновляемых источников энергии (ВИЭ), то ранее мы уже писали о прерывистом, непостоянном характере этого вида генерации, который не позволяет сделать его полноценной заменой газа и угля. Кроме того, Европа сейчас продолжает закрывать угольные электростанции, а это расширяет нишу для газовой генерации.
Половина предложений МЭА – это призывы экономить и нагружать традиционную низкоуглеродную генерацию (например, АЭС). Оставим за скобками вопрос о том, насколько можно увеличить производство электроэнергии на атомных электростанциях, учитывая сложности, которые испытывает та же Франция с работоспособностью своих АЭС. Отметим только, что Бельгия отложила вывод из эксплуатации части атомных энергоблоков на 2035 год.
Пункт о минимальных обязательствах по хранению газа ("для повышения устойчивости рынка") выглядит странно. Во-первых, он мало относится к теме замещения поставок. Во-вторых, данная мера полностью противоречит либеральной идеологии, лежащей в основе реформ энергетических рынков Европы. Хотя нельзя не признать, что предложение заниматься централизованным накоплением необходимого энергоресурса – более чем правильное.
Сокращать не потребление, а потребителей?
Также мало относящимся к теме замены российских углеводородов является вполне разумный и даже благородный пункт о помощи уязвимым европейским потребителям.
Иронично, но единственное предложение, которое на самом деле позволило бы оперативно отказаться от российского газа, вынесено МЭА за пределы десяти основных пунктов. Суть этого предложения – осуществить временный переход с газа на уголь и нефтепродукты в электрогенерации. По оценке агентства, эта мера может сократить спрос на "голубое топливо" примерно на 28 млрд куб. м (22 млрд куб. м – уголь и 6 млрд куб. м – нефтепродукты). Но у этого предложения есть одна проблема – оно реализуется с 2021 года без советов МЭА.
По мере роста цен на газ в прошлом году в Евросоюзе стали сокращать потребление газа. Первой снизила спрос на "голубое топливо" электроэнергетика. Газ активно замещался углем и в гораздо меньшей степени – мазутом. То есть сокращение происходило под давлением чисто экономических обстоятельств. Результатом стал резкий рост спроса на уголь, а следом и повышение цен на этот энергоноситель. В одной только Германии из газа было произведено на 6 ТВт·ч меньше электроэнергии, чем в 2020-м. А суммарное сокращение спроса на "голубое топливо" в этой стране составило порядка 6% (в 2020-м падение было меньше – порядка 2,7%).
Внешние условия, которые выдавливали природный газ из европейской электрогенерации, не изменились – энергетический кризис никуда не исчез. Спрос на газ в Европе падает по естественным причинам – сокращает потребление промышленность, прекращают работу крупные предприятия, а также на крайне низком уровне находится нагрузка газовых электростанций. Поэтому предложения МЭА несколько запоздали.
Справиться с основными последствиями энергетического кризиса Европа могла бы за счет отказа от ряда фундаментальных реформ, лежащих в основе современного энергетического рынка ЕС. Но на подобное власти Евросоюза пойти не могут. И в то же время у них нет возможностей заместить поставки газа, нефти и угля из России поставками из других регионов. Поэтому единственным реальным способом сократить спрос на российские энергоносители является сокращение количества потребителей. По этому пути ЕС сейчас уверенно идет.